«Когда человек хорошо танцует, его невозможно не любить. Он так прекрасен в этот миг!» 

• Родилась 28 февраля в Волгограде 

• В1978 году окончила Академию балета им. Вагановой 

• С1984 по 2004 год — педагог ГИТИС (РАТИ) 

• С 2004-го — зав кафедрой пластического воспи­тания Школы-студии МХТ 

• В 1989-м создала театр «Независи­мая труппа» 

• Поставила 79 спектаклей 

• Заслуженная артистка России (2001) 

• Муж — главный режиссер Театра им. Пушкина Роман Козак 

• Двое детей: Анна (1982) и Михаил (1994).

Алла Сигалова

«ЛЮБОВЬ И ДОЛГ ОДНО И ТО ЖЕ»

С детства она умеет держать спину. И удар. Потому что «балетная». Потому что приучена сама за себя отвечать. И за тех, кого любит. Приучена и должна…

Алла уже родилась с лидерскими задатками. Более того, многие обстоятельства ее жизни рабо­тали на то, чтобы лидер «рос, мужал и креп». С 9 лет — Ака­демия балета им. Вагановой: сплошной кнут, никакого пряника. Жила одна, без родителей, гастролировавших вдали от родного Ленинграда. А в 19 лет на де­вушку обрушилась трагедия: из-за трав­мы позвоночника пришлось поставить крест на классическом балете. Целый год ушел на восстановление тела и духа. Надломленного духа, в первую очередь. А потом Алла собрала вещи и отправи­лась в Москву, чтобы сдать новый экза­мен на профессию, которая уже выбрала ее. Окончила режиссерский факультет ГИТИСа. Сегодня на ее счету десятки постановок в России и за ее пределами, сотни учеников. Пластический театр Сигаловой стал брендом. Совсем недавно она прибыла из Италии, где в Модене вместе с рижским режиссером Алвисом Херманисом, уже завоевавшим европей­скую славу, ставила спектакль «Барышни из Вилко». В Москву Сигалова вернулась с книжкой Бомарше: весной она начина­ет делать «Севильского цирюльника» в Театре им. Пушкина, возглавляемом ее мужем, режиссером Романом Козаком.

Алла, как танец вошел в вашу жизнь?

Мама, Тамара Александровна, была тан­цовщицей. Она открыла передо мной мир балета. Мир Кировского, теперь Мариинского театра. Я с раннего детства была в это устремлена, врезана буквально. Музыка, движение, свет — все вызывало удивление, даже пустая сцена.

Папа тоже играл в театре?

Он был пианистом. Папа, Михаил Петро­вич, как и мама, — важнейший человек в моей жизни, несмотря на то, что он ушел из семьи, когда мне исполнилось 6 лет. Тогда мы с мамой просто не говорили о нем. И свои отношения с ним я развивала как бы параллельно: была жизнь с папой и была жизнь с мамой. Эти жизни не пере­крещивались.

А вы никогда не мечтали их соединить?

Нет, а зачем соединять людей, которые не любят друг друга? Дети очень чуткие существа и понимают намного больше, чем нам кажется. И они очень бережно относятся к ситуации, когда двое не хотят быть вместе…

Для меня дом был там, где находилась мама, и воспри­нимался как чудо, а мама — как мечта, поскольку она бесконечно гастролировала и мне все время ее не хва­тало. Но уже в 9 лет я стала самостоятельной: училась в балетной школе и жила отдельно.

Ваше возвращение домой тоже чудо для сына?

Для Миши это и чудо, и счастье, и подарок, и радость. Если я очень устала, мои близкие за мной ухаживают, укладывают на диван, накрывают пледом, дают мне отдохнуть. Я это очень ценю, они ведь видят, как я за всех переживаю, волнуюсь, затрачиваюсь. Когда мой сын встает утром и обнаруживает несколько поглаженных рубашек, он это всегда отметит: «Как ты много для меня делаешь!» Он обязательно об этом скажет.

Как у вас загораются глаза, когда вы гово­рите о сыне.

Потому что с ним можно забыть обо всем — например, о том, что тебе за 50.

Это так страшно?

Я совершенно не чувствую возраста. Мы с Мишей хохочем, бесимся, вечно во что-то играем. Мне очень важно знать, в каком мире он живет. Сын иногда ставит музыку, которую я вообще не могу слушать. Но я ее не отрицаю, а пытаюсь в ней разобраться.

А уж когда мы едем в машине и звучит один из его дисков, он очень рад. Мне и самой это на пользу: я же учу 16-летних ребят в Школе-студии МХТ, и мне нужно знать, чем они дышат. Правда, не всегда удается понять их вкусы — все-таки я получила классическое образование. Но я пытаюсь, пытаюсь. (Улы­бается. ) Дочка Аня иногда подсказывает, что мне лучше надеть. И я к ней прислушиваюсь, тем более что у девочки очень хороший вкус. Она разрабатывает дизайн интерьеров.

У Ани была ревность, когда родился Миша?

Еще какая! У нас был период очень тя­желого, катастрофического общения с Аней. Вообще, я думаю, что период после 45 — самый тяжелый в жизни женщины. Родители становятся твоими детьми, а дети вырастают, и ты перестаешь быть им нужен. Страшно. И всегда неожиданно. Помню, как Аня, повзрослев, исключила меня из круга своих друзей. Это была катастрофа. Моим спасением стало рождение Миши. Прошло еще какое-то время, и наши с до­черью отношения выровнялись. К тому же она сама стала мамой (мой внук Федор в прошлом году пошел в школу). Сейчас Ане 27. Она мой ближайший друг.

Дочка уже выбрала профессию, а как про­являют себя Миша и Федя?

Вот кто у нас в семье абсолютный артист — это Федор. Явная одаренность. Мы понимаем, что тут двух мнений быть не может и нам, наверное, придется его выращивать в Школе-студии МХТ, если, конечно, он захочет поступать в театральный.

А вот Миша, по нашему с Романом наблюде­нию, не артист, зато он очень хорошо пишет, наверное, журналистика — его стезя. Рядом — юриспруденция, сценарное искусство.

Кто, на ваш взгляд, должен быть в доме хо­зяином, муж или жена?

Конечно жена, мать. Муж — добытчик. Его мнение чрезвычайно важно в каких-то сложных ситуациях, когда надо прини­мать совместное решение. Все остальное в доме — тепло, радость, забота — на плечах женщины.

А муж вас воспитывает или принимает такой, какая вы есть?

Думаю, воспитывает, и очень активно. Дает какие-то книги. Так бы они прошли стороной, но благодаря Роме их прочи­тываю, не стесняясь спрашивать у него о вещах, которые не понимаю. Например, о политике, о людях, приближенных к власти.

Роман из тех мужей, кто помогает в домаш­них делах?

Не хотела бы Рому подводить… Если его о чем-то попросить, он, конечно, может сделать…

…но наверняка очень занят.

А я не занята?! Мне, как и каждой жен­щине, кажется, что где-то есть волшебный голубоглазый принц, разъезжающий на бе­лом коне. Он и на работе творец, и на дуде игрец, и по дому все сделает. Но почему-то я таких не встречала.

«ДОЛЖНА ПРИНЕСТИ РАДОСТЬ»

Как вы познакомились с Романом?

У Паши Лунгина на пельменях. Был ве­чер, много народа, мы немножко пообща­лись и разошлись. Потом встретились в Плесе, в доме отдыха на Волге. После этого Рома стал выходить на связь, поддерживать со мной отношения. Стали вместе писать инсценировку.

А предложение он вам сделал красиво?

Да не было никакого предложения: я не люблю разводить сентиментальные сопли. Однажды приезжаю домой после репетиции и вижу в прихожей чемоданчик. Рома пере­ехал ко мне жить. Вот и все предложение.

Мы вместе уже 15 лет. Семья в моем пред­ставлении — это прежде всего долг.

На одном долге далеко не уедешь.

Я думаю, что как раз на долге можно уе­хать гораздо дальше, чем на каких-то других чувствах. Для меня любовь и долг — одно и то же.

Я должна прийти домой и сделать так, чтобы меня любили. Конечно, могу распуститься, превратиться в тряпку, но за это меня никто не похвалит. От меня дома ждут радости — тогда всем будет хорошо. Мой долг — сделать любовь. А оттого что мы разделяем эти понятия, у нас брошенные дети, старики. Я свой долг превращаю в любовь, а любовь — в долг. Думаю, это про­исходит в силу профессии и воспитания. Танец приносит мне физическую боль. Но я его обожаю. И в то же время ненавижу делать станок или идти на репетицию, но без этого жить не могу. И тогда я обожаю репетицию, обожаю делать станок.

Так «ненавижу» или «обожаю»?

Я должна и поэтому буду любить.

Может, результат оправдает все лишения и эмоциональные затраты?

А результат — мое личное счастье. В этом смысле я крайне эгоистична. Я хочу, что­бы мой долг перед матерью был окрашен любовью. И поэтому я покидаю прием и на каблуках, в вечернем платье, лечу к ней в Санкт-Петербург. Тут же бегу на рынок, беру сетки в обе руки, приношу и забиваю холо­дильник под благодарным взглядом мамы.

И дальше на каблуках бегу по делам. Мне от этого хорошо: я сделала себя счастливой.

Проходит немного времени, и снова чув­ствую огромную вину перед мамой.

Помилуйте, за что?

За то, что она никогда не была в Париже, что когда-то не ела сытно, не одевалась красиво. Она — обыкновенный советский человек. И сейчас, в свои 76, она вряд ли захочет в Париж по состоянию здоровья.

Я рано начала выезжать, еще в 70-е годы. Моя дочка оставалась дома с бабушкой. И садясь на приеме за стол без них, я не мог­ла ничего есть. Так родилось чувство долга. Я обожаю маму, при том что у нас и конфлик­тов хватало, и было время, когда мы не обща­лись. Но все это не отменяет обожания. Для меня катастрофа жить без мамы.

Ну так перевезите ее в Москву.

В Петербурге у мамы свои привязанности, ну как их нарушить? А здесь она погибнет, как ребенок, попавший в дремучий лес.

А вы для своих студентов то­же как мама?

Надеюсь, нет. В любом слу­чае и в театре, и в студии я — лидер, режиссер-учитель.

Вы преподаете уже четверть века. Что в этом деле вас радует и что огорчает?

Я помню почти всех своих учеников. Весь Театр Фоменко, Женовача — все мои ребята. Есть они и в «Табакерке», и в МХТ, и в «Ленкоме», и в Театре Российской Армии, и в Пушкинском. Да нет театра, где бы ни рабо­тали мои ученики! Я очень их всех люблю и наблюдаю, как они развиваются. Со многими у нас непросто складывались отношения. Если возникали скандалы, непонимание, я, как вожак, лидер, учитель, была обязана переломить ситуацию. И мне это удавалось, поэтому сегодня нет выпускников, с кем я бы находилась на ножах.

В вашей системе ценностей на первом месте стоит долг. А на каком — дружба?

Я в принципе отрицаю это понятие. У меня нет друзей.

Вы не верите, что есть люди, способные ис­кренне вам помочь?

А вы считаете, что дружба — это именно помощь?

С бедами или радостями можно прийти не только к мужу, но и к друзьям, разве не так?

Зачем я буду чужое время тратить на свои эмоции? Это неправильно. Я общаюсь с теми, кого люблю, кому преданна, кого обожаю. Их достаточно много. С неко­торыми вижусь часто, кого-то могу не ви­деть годами, но мы все равно чувствуем нашу близость. Зачем любовь подменять дружбой?

«ХОЧЕТСЯ ОБЖОРСТВА!»

Что вас увлекает помимо театра, балета?

Прежде всего музыка.

А чисто женские увлечения приветствуете?

Вязать и шить не люблю: считаю, что на это не стоит тратить время. К украшени­ям равнодушна. В магазины хожу только потому, что нельзя ходить голой. Меня раздражает, что, болтаясь в магазине и подыскивая какие-то туфли, я попусту трачу время.

Но еще надо одеть мужа и сына?

Муж сам одевается замеча­тельно, а с Мишей я с удовольствием хожу по магазинам. Вот это не пустая трата времени, а важный вос­питательный момент.

А может Алла Сигалова приготовить что-нибудь вкусненькое?

У меня неплохо получаются борщи, кото­рые обожает Миша. И это, пожалуй, все. Вообще мы стараемся есть правильную незамысловатую еду: гречневую, кукурузную, овсяную каши, рис, рыбу на пару.

Строго. Благодаря этой диете вы остаетесь в такой роскошной форме?

Не надо на меня равняться: я ем столько, сколько помещается на моей ладони, при­чем желательно раз в день. Это уже стало нормой.

Невероятно!

А что делать? Другого варианта нет. И мне, как человеку, недоедающему всю жизнь, очень хочется обжорства. И сколько себя помню, я борюсь с грехом чревоугодия.

Если бы вы поймали Золотую Рыбку, чего бы у нее попросили?

Здоровья близким. Остальное все есть.

Значит, вас можно назвать счастливой?

Счастье — это сиюминутное состояние. Только расслабишься, обязательно что-то произойдет. Счастье — когда с семьей идешь в храм на Пасху, а после службы все садятся за стол, украшенный куличами и гиацинта­ми. Вот на днях поеду к маме, Мишку беру с собой. Она откроет дверь — и это будет счастье. И чем больше таких вот радостей в жизни, тем лучше.

А чего бы вы сами себе пожелали?

Любви. Еще большей.

Новой?

Надо сохранить ту, которая есть в доме. Я не подозревала, что это так сложно.