Хореограф и педагог, она и на телеэкране держит себя строго. Алла Сигалова не из тех ведущих, которые «нянчатся» с конкурсантами шоу, будь то «Большая опера», «Большой балет» или «Танцы со звездами». Но мало кто знает, что она еще более беспощадна к самой себе.

– Выпускница Академии русского балета имени Вагановой, вы детство провели в Ленинграде. Какие у вас сейчас отношения с этим городом?

– У нас с ним не было и нет пауз в общении. Когда «Сапсан» подходит к Московскому вокзалу, я не говорю себе: «Ах, здравствуй, родной город!» Просто выхожу и иду. Как будто ничего не изменилось, как будто я Петербург и не покидала совсем. Это место связано с огромным количеством переживаний и воспоминаний. Здесь были мои учителя, круг людей, которые меня воспитали. Многих уже нет, но общение с ними продолжается. Именно с учителями ведешь главный в жизни разговор.

– А когда вы почувствовали интерес к танцу?

– Очень рано, потому что я жила здесь в среде, которая буквально насытила меня этой любовью.

– Вас не пытались переубедить? Объяснить, что будет тяжело?

– Нет, никогда. Рядом со мной были умные люди. Дураков не было.

– Вы до сих пор волнуетесь перед выходом на сцену?

– Волнуюсь страшно, как будто в первый раз. Какой бы ни был опыт, сколько бы лет ни проходило, это не меняется. В московском Театре имени Моссовета я уже четыре года играю спектакль «Casting/Кастинг». Иногда смотрю: молодые актеры, которые играют вместе со мной, стоят, треплются, хохочут в буфете. А я так не могу, я хожу за кулисами туда-сюда, туда-сюда. И так всегда.

– В одном интервью вы рассказывали, как в юности получили доступ в спецхранилище Публичной библиотеки, где обнаружились не только партитуры запрещенных хореографов, но и журнал L'Officiel. Он действительно там был?

– Да, но почти никто об этом не знал. Там были все журналы, которые выпускались в то время. Даже Vogue. Но тогда он на меня почему-то большого впечатления не произвел. А вот встреча с L'Officiel стала потрясением. Мне в то время было лет 12. Трудно было даже вообразить себе, что такая красота существует.

– Не пытались потом копировать особо понравившиеся образы?

– Как? Что мы там могли копировать? Мы трусы не могли себе купить, что уж тут говорить о моделях из глянцевых журналов.

– Но ведь вы начали ездить в другие страны раньше, чем открылись границы…

– За что же вы так не любите магазины?

– Мне жаль потраченного на них времени. Кажется, что я болтаюсь там без дела. А могла бы провести эти часы с пользой.

– А вы не нервничаете, когда видите себя на экране телевизора?

– Я долго привыкала к своему виду, но это же моя работа. Стараюсь относиться к себе критически, всегда отмечаю, что можно исправить в следующий раз. Вообще-то я эту даму в телевизоре воспринимаю как какую-то другую женщину.

– И в «Большой опере», и в других программах вы всегда появляетесь в потрясающих платьях. Сами их выбираете или кто-то вам помогает?

– За это отвечают стилисты. Но они всегда общаются со мной, чтобы понять, что мне нужно и что я люблю. Их задача – подстроиться под вкус и под индивидуальные особенности человека, которому они помогают одеться. Знаю, что работать со мной трудно: я непростой клиент. Мне нравится экспериментировать, я готова к любым хулиганским выходкам. И в то же время я четко понимаю, что надену и чего не надену никогда.

– Многие звезды жалуются как раз на российских стилистов, говорят, что они лепят клонов.

– Со мной такое не пройдет. Если я что-то решила, то заставить меня изменить точку зрения невозможно. Я не занимаюсь модой. И хотя она мне очень интересна, не собираюсь быть модным персонажем. Я была и остаюсь Аллой Сигаловой. Так что это мода должна подстроиться под меня, а не я – под моду.

– Можно ли увидеть Аллу Сигалову в джинсах?

– Да я всегда хожу в джинсах и в майке. А вам кажется, что я ношу только бальные платья? (Смеется.) Вот и нет!

– А готовить вы любите?

– Нет, я вообще не готовлю. Вопросы гастрономии меня не интересуют. Любимой кухни у меня нет. Когда дети были маленькими, мне, конечно, приходилось это делать. Но теперь они выросли и сказали: «Мамочка, как хорошо, что ты перестала готовить, потому что есть это было невозможно».

– Да? (Хитро прищуривается.) Возможно. Но если тебе скоро выходить на сцену в облегающем трико, то нужно себя «подсушить», убрать лишние складочки. Одними тренировками это не сгоняется. А вот после, наверное, можно немного выдохнуть. Хотя лучше все-таки не выдыхать, а придумать какой-то приятный свод правил, которого потом будешь придерживаться. Для меня приятная жизнь – это когда я мало ем. Так я лучше себя чувствую.

– А путешествовать вы любите?

– Путешествия – моя самая большая страсть после работы. Я могу поехать в другую страну, чтобы посмотреть какой-то новый спектакль или выставку. А могу приехать, просто лечь на песок и две недели не вставать.

– Вы скучаете по «Танцам со звездами»?

– Могу раскрыть вам секрет: совсем скоро на канале «Россия 1» снова начинаются «Танцы со звездами». Это абсолютно новый формат. Теперь я не член жюри, а главный хореограф проекта.

– Это значит, мы не услышим ваших острых комментариев?

– Почему же? Я буду присутствовать в кадре. Так что комментарии останутся.

– Скажите, а вы никогда не боялись обидеть участников?

– Наоборот. Я все время думала: «Боже, какая я нежная. Это ведь на меня совсем не похоже. Почему я должна говорить мягкие слова?»

– Разве они так плохо танцевали?

– По-моему, ужасно.

– Когда я собиралась на интервью, меня все просили узнать, чем же вы еще таким занимаетесь, кроме тренировок, что позволяет вам сохранять прекрасную форму.

– Мне трудно поддержать ваш разговор про форму. Похвастаться нечем, я ничего не делаю. Я работаю.

– Ну сейчас же так много всего: пилатес, йога…

– Йога! Кто этим занимается? Вот вы этим занимаетесь?

– Честно? Нет.

– И я нет. Потому что мы нормальные работающие женщины. Ну какая йога? Те, кто это все успевает… Мы же им завидуем, правда?

– Очень!

– Вот! Мы им завидуем. Пускай занимаются йогой, а мы будем им завидовать.

– Кто для вас самый строгий критик?

– Я сама. Я не должна себя разочаровывать. Там внутри сидит дракон, пожирающий самое себя… Он страшнее всего, что может быть. Та планка, которую ставишь сам себе,  – самая высокая и самая труднодостижимая. И то, как я себя бичую за ошибки, – так больше не может никто.