Алла СИГАЛОВА родилась в семье ленинградцев на теплой Волге-реке в городе Волгограде. В возрасте нескольких месяцев ее перевезли в Ленинград, так что выросла она в городе на холодной Неве. Танцевала с самого детства и естественным образом поступила в знаменитое Хореографическое училище имени Вагановой. Мечтала стать балериной со всеми вытекающими из этого факта знаменательными последствиями, однако случилось никем непредвиденное: в возрасте 17 лет она получила производственную травму, и от классического станка пришлось решительно отойти. Алла уехала в Москву, чтобы, как она когда-то выразилась, спрятаться от себя и от всех. Спряталась. Пошла на режиссерский факультет ГИТИСа - поступила, окончила и стала работать хореографом в драматических театрах. Дальше - больше: Алла Михайловна как хореограф осваивала эстраду, оперу, балет и создала "Независимую труппу Аллы Сигаловой". Стала востребованной, однако в один момент поняла, что ее "Независимая труппа" себя исчерпала. И вот она возвратилась в драматический театр, но уже не только как хореограф, но и как режиссер и актриса: в Театре имени А.С. Пушкина она работала над спектаклями "Ночи Кабирии", "Джан" и "Мадам Бовари".

- Можно ли сказать, что "Мадам Бовари" - ваш дебют в качестве режиссера драматического театра ?

- Так устала от этого: "Первый-первый..." За плечами уже изрядно лет творческой деятельности, а все "первый-первый".

- А в чем для вас принципиальная новизна спектакля "Джан "?

- Наверное, в структуре: повествование ведет один человек, которого играет Саша Матросов, а все остальное - функции, в том числе и я. Никогда не была второй, всегда - первой, так что занять второе положение было для меня довольно сложно. Меня так воспитали с детства: я должна быть лидером. А в этом спектакле нужно было пропустить вперед партнера - думаю, это удалось.

- Вы не устали постоянно быть лидером ?

- Есть вещи, которые изменить невозможно. Да, можно сделать пластическую операцию, но все равно останется ощущение того лица, с которым ты родился. Можно сделать вид, что ты вторая, но хватит тебя не надолго.

- Московская критика спектакль "Джан", мягко говоря, не приняла. Для вас вообще важны "критические массы "?

- Искусство измеряется не мнениями критики. Есть другие камертоны.

- И каковы же ваши камертоны ?

- Внутреннее ощущение. Конечно, оно часто бывает обманчивым, но не у меня. Даже там, где многие видят только хорошее, я вижу много нехорошего. Мы ведь очень часто занимаемся самообманом. Я этого, к счастью, лишена, потому что мои педагоги выбили из меня это с детства.

- Насколько важен для вас режиссер ?

- Очень важен. Все в руках режиссера. Он - основа всего в театре. Прекрасно понимаю, когда актеры ищут "своего режиссера".

- Во время спектакля вы видите себя со стороны ?

- Конечно. Это же профессиональная черта. Знаю, как двигается мое тело, какое оно рисует настроение, какую атмосферу. Кстати, в работе над спектаклем "Джан" лично для меня была еще одна сложность: первое время очень пугалась своего голоса. Это надо было преодолеть.

- Но у вас же был драматический опыт ?

- Был, но небольшой. В хореографии для меня нет неизведанных путей, а на драматической сцене - полно.

- Стало быть, вы не согласились бы играть в спектакле, в котором не было бы ни одного танца ?

- Если бы это был спектакль с поэтической драматургией, возможно, и согласилась бы. В поэзии заложена музыкальная структура. Я - абсолютно структурированный ритмом человек. Начать говорить бытовым языком не смогу.

- Вы как-то сказали, что театральное искусство ни в жизни человека, ни в истории человечества никогда ничего не изменит. А как же пресловутая воспитательная функция искусства ?

- Воспитательная функция не в том, чтобы указывать, а в том, чтобы сердечная мышца заработала. Мы же ненавидим, когда нам тычут в нос и долбят: вот это - хорошо, а вот это - плохо. Если сердечная мышца работает, она распознает и нежность, и любовь, и предательство. Мир должен восприниматься сердцем - вот задача искусства. Если же мир воспринимать только головой, боюсь, можно превратиться в какие-то машины, а это страшно.

- Но ведь театр может быть и только визуальным, скажем, таким, какой исповедует Боб Уилсон ?

- Не согласна. В своих как бы холодных визуальных зрелищах Уилсон в конечном итоге все равно пробивается к сердцу. Он - великий мастер.

- А вас не тревожит огромное количество современных спектаклей, которые никак не воздействуют на сердечную мышцу ?

- Тревожит. Действительно, подлинных эмоциональных потрясений на театре становится меньше. Но ведь вы не должны обливаться слезами каждый раз, когда приходите в театр.

- Давайте поговорим об опере и, конечно, о балете. Жанр спектакля "Ночи Кабирии" вы определили так: "опера для драматического театра". В чем для вас принципиальное отличие этого жанра от мюзикла ?

- Мюзикл предполагает номера, вмонтированные в действие, и некоторые драматические сцены. С этой позиции и "Кармен" можно назвать мюзиклом. Эта грань достаточно расплывчата. Думаю, что нужно чутко реагировать на то, как назовет свое произведение автор музыки. Если он называет то, что написал, оперой, значит, к этому нужно отнестись внимательно.

- Ваши режиссерские принципы зависят от того, где вы ставите оперу - в драматическом театре или в музыкальном ?

- Конечно. На мой взгляд, опера - высшее искусство. Когда ставишь оперу, работаешь с самым хрупким и супервыразительным материалом - человеческим голосом. Извлечение точного звука может создать и правильное действие, и необходимую атмосферу. На драматической сцене голос не имеет такой ценности.

- Сами поете ?

- Что вы! Никогда в жизни. К сожалению, лишена этого дара. Когда работаю с актерами над вокальными номерами, иногда забываюсь и начинаю что-то им петь, а они мне: "А вы неплохо поете". И тут я прихожу в ужас, мне становится стыдно.

- Вы можете в нескольких словах охарактеризовать стиль хореографа Аллы Сигаловой ?

- Не могу. Могу только сказать, что все всегда моментально меня узнают. Это хороший признак: значит, есть индивидуальность, свой язык. Однажды в Питере были гастроли "Независимой труппы", и на спектакль пришла мой педагог Инна Георгиевна Генслер - она очень много танцевала в спектаклях моего любимого хореографа Леонида Якобсона. И вот мы встретились, и она так строго сказала: "Ну, и что нового? У Якобсона я все это уже видела". Я не знала, как мне реагировать: то ли плакать оттого, что я клон, то ли радоваться, потому что быть клоном Якобсона - это уже подарок.

- Есть ли какой-то классический балет, который вы мечтали бы поставить ?

- Мне кажется, все классические балеты уже поставлены. И много раз исполнены огромным числом гениальных танцовщиц и танцовщиков. Если хочется насладиться классикой, надо поехать в Питер и купить билеты на Ульяну Лопаткину. Ничего более потрясающего даже не вообразить. Надо делать новые балеты на новую музыку, надо идти дальше.

- Балет по какому-нибудь произведению Владимира Набокова, к которому вы, знаю, неровно дышите, согласились бы поставить ?

- Согласилась бы, если бы музыку написал Леня Десятников. В свое время в "Независимой труппе" была "Саломея", перемешанная с "Лолитой". Я постоянно хожу вокруг Набокова, но его проза очень сложна: она настолько гениальна, что на язык театра перевести ее почти невозможно.

- А на язык кино ?

- Возможно.

- Насколько мне известно, вы остались недовольны своим кинодебютом в картине Василия Пичула "Небо в алмазах". Стало быть, на кино поставили крест ?

- То, что я была недовольна своей ролью, это мои проблемы, а не Васины. Вася - замечательный, очень его люблю.

- В кинорежиссуре силы попробовать не хотите ?

- Нет, это совсем другая профессия. Надо очень хорошо знать технологию, а я ее не знаю.

- Вы работали на драматической сцене, на эстраде, в кино, в опере, балете. Легко переключаетесь с жанра на жанр ?

- Делаю это с интересом. Хотя, скажем, работа на эстраде перестала мне приносить удовольствие, ведь и с Лаймой Вайкуле, и с Анжеликой Варум я сотрудничаю уже больше десяти лет. Мне кажется, что мое время на эстраде прошло. Сейчас время других людей, других ритмов.

- Вы легко обсуждаете свой гонорар ?

- Теперь легко. Раньше, как и любому советскому человеку, про деньги говорить было неловко, но эта пора, слава богу, давно миновала. Понимаю, что должна получать столько, сколько сегодня стоит Сигалова, а она имеет свою цену, и это нормально.

- Для вас важно количество этих денег, или же вы спокойно можете закрыть на них глаза ?

- Есть работа, которую я делаю совершенно бесплатно, потому что для меня необходимо ее сделать.

- Вы можете какую-то работу назвать халтурой ?

- Просто есть та работа, к которой отношусь не так истово, как к какой-то другой. Всегда существует дифференциация. Никогда себя не обманываю, потому что работаю всегда честно. Тем не менее иногда отдаю себе отчет в том, что работаю не "на атомном реакторе".

- Вы много лет преподавали в ГИТИСе, работали в мастерских Гончарова, Фоменко, многих других, теперь у вас кафедра в Школе-студии МХАТа. Что для вас педагогика - какая-то нереализованность или что-то иное ?

- Какая там нереализованность! Уже такое количество сделанного, что пора сидеть на даче и копать грядки. Встречаю тут приятельницу, а она говорит: "А мы сегодня проходили тебя по истории театра". Думаю: "Какой ужас!" Студенты как-то подхлестывают, подтягивают. Понимаю, если эта ниточка общения с молодыми оборвется, я начну откатываться назад. В Школе-студии мне нравится абсолютно все, весь уклад жизни. Потому хочется сделать там как можно больше, тем более что для этого есть все возможности. Анатолий Смелянский как ректор, приветствуя все позитивные начинания, ведет себя очень мудро.

- Знаете, но представить Аллу Сигалову, копающую грядку, очень затруднительно ...

- Почему? Выращиваю на даче тюльпаны, нарциссы, пионы. Копаю. Обожаю дарить цветы.

- Даже мужчинам ?

- Знаете, ужасно влюбчива в талантливых людей: не могу не признаваться им в любви, не преклоняться перед ними.

- Сбежать в Питер, в город детства, вам никогда не хотелось ?

- Понимаете, я с Питером как-то не срослась. Да, там меня очень любят, чувствую себя там замечательно, но этот город постоянно посылает мне какие-то "месседжи", чтобы я что-то такое поняла. Про наши взаимоотношения.

- А где вы еще счастливы ?

- В Риге. Я там много гастролировала. С Ригой связаны очень нежные лирические воспоминания. С детства люблю Балтику.

- А еще ?

- Еще счастлива в Бостоне. Он комфортен, добродушен, там много людей, которые меня любят и которых я люблю. Там очень хорошо: река, зелень. Мне вообще нравится Америка.

- Работать бы туда поехали ?

- На несколько лет? Вряд ли. Мы с семьей бываем там каждый год, и знаете, к концу срока обычно уже начинаются страдания: в Москву! в Москву! Сидишь в Интернете, читаешь все газеты подряд...

- Почему же вы все-таки распустили свою "Независимую труппу "?

- Потому что я уже не знала, что делать. Не с артистами, а с собой. В качестве руководителя вот такой труппы я сама себя как-то истощила. Захотелось улететь в другую сторону.

- И улетели далеко... Не жалко ?

- Нет, я все сделала правильно. Знаете, давно поняла, почему моя жизнь складывается так, а не иначе. Никогда не

мечтаю о чем-то большем, чем имею. Жизнь сама дает тебе то, что ты заслуживаешь. Или не дает, потому что не заслуживаешь.

- А разве свой театр вы не заслужили ?

- Нет. Не хочу. Это такая ответственность: за каждого человека, за его семью, за то, как он живет, сколько денег получает, на каком транспорте ездит на работу, болеет он или не болеет... Не хочу такой ответственности. Сердце рвется - это очень тяжело. Мне достаточно ответственности за мужа и детей.

- Теперь еще и за внука ...

- Да, теперь у меня есть и внук любимый.

 Олег ДУЛЕНИН